Книга Шаг навстречу - Юлия Рябинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ага, знал Костик этого Никиту Петровича. Это лучший друг отца, главврач областной больницы.
– Может, я к ней съезжу? – спросил Костик как-то по-детски.
Отец окинул его недобрым взглядом.
– В том состоянии, в котором тебя вчера привезли из клуба, мне бы вообще стыдно было показываться ей на глаза, – рубанул.
И Костику на самом деле было стыдно.
– Но, может…
– Костик, давай, знаешь, что, не лезь на рожон. Я понимаю, что ты запал на девчонку. Но мне кажется, ей сейчас не до тебя. И мне тоже, – ответил отец тоном, не терпящим возражений. – Вероника просила еще найти его родителей. Мне столько нужно задействовать людей. Будь добр, не мешайся, хорошо?
Костика начало злить обращение к себе, как к маленькому.
– Пап, хорош, я че, ребенок? И давай это я решу сам, – сказал и пожалел. Но слова не вернешь обратно.
– Пока ты здесь, будешь делать то, что скажу я. А я тебе сказал, что бы к Варваре на пушечный выстрел не приближался. Понял?
Таким тоном Илья еще ни разу не разговаривал со своим сыном. Костику даже показалось, что если он будет ему и вправду перечить, слова перейдут в дело.
– Я понял, – зло ответил он.
В этот же день Костик уехал на другой конец Анапы. К матери. А еще через два – на соревнования по серфингу.
[28.08]
– Аллочка, милая, давай побыстрее шевелись, не видишь, девоньке совсем плохо?
Я слышу голоса где-то за стеной. Мое сознание не пускает их ко мне. Я их слышу, но не вижу никого. Пытаюсь открыть глаза, но мне что-то мешает. Не могу, нет сил.
Пытаюсь понять, что происходит. Начинаю ворочаться.
– Тсс, девочка, тише. Сейчас все будет хорошо, – успокаивает тот же голос.
Да что же такое? Укол. В вену. Нет, мне не больно. Я никогда не боялась уколов. Но от того, что мне его делают, а я этого не вижу, как-то не по себе.
На меня накатывают неожиданные волны сонливости. Что? Почему? Я не хочу спать! Хотела возмутиться, но мой язык будто прилип к небу. Хочу пить.
Перед глазами тут же появляется картинка: мы со Стасом идет по солнечному Родосу, и я хочу пить. Собираемся зайти в магазин, купить воды, но я вижу фонтанчик, специальный такой, для того, чтобы и люди, и птички могли попить. Я наклоняюсь, а Стас придерживает мне волосы.
Стас. В мыслях вспыхивает другая картинка: искореженный красный байк.
Стас. Стас. Стас. Рыдания хотят прорваться наружу, но их душит волна безразличия. Мне вдруг стало все равно. Меня окутывает мягкая вата, и, словно в люльке, укачивает облако.
[30.08]
Я опять хочу пить. Почему мне не дают воды? Сейчас я встану и задам им всем. Мама.
– Где мама? – громкий крик, от которого мне закладывает уши. Мой крик.
– Варя, доченька, я здесь, – она наклоняется ко мне.
Нет, я ее не вижу, я чувствую ее дыхание. Опять не могу открыть глаза.
– Мама, что происходит? Почему я не могу открыть глаза?
– Сейчас, крошка, придет врач. Потерпи, – гладит она меня по щеке.
Я хочу поднять руку, но не могу.
– Варвара, – опять этот голос, уже до омерзения знакомый, – ну, наконец-то. Да, Вероника, можно снимать. Варвара, если будешь чувствовать дискомфорт, ты сразу говори.
Я кивнула. Не могу понять, что происходит. Мама поднимает мне голову. Снимает… повязку? У меня повязка на глазах? Зачем? Убирает от лица, и я сильно жмурюсь на свету. Хочу закрыть лицо, но руки… Дергаю ими, и мне их тут же освобождают. Я, наконец, закрываюсь от яркого режущего света. Проходит несколько минут прежде, чем я опять открываю лицо и начинаю медленно открывать глаза. Моему взору предстает белая палата. Свет уже не такой яркий. Видимо, приглушили. Кровать, стул и на этом все. Хотя нет, кровать… Я осмотрела ее внимательнее: два ремня по сторонам, два в ногах… Да это же для…
– Мама, что происходит, может, объяснишь? – недоуменно спросила я.
– Варвара, успокойся, пожалуйста, – вместо маман ответил врач. – Меня зовут Никита Петрович, – такой голос, брр, приторно-слащавый, аж передернуло. – Тебе нужно учиться следить за своими эмоциями.
«Следить за эмоциями…» – я проговариваю эти слова про себя один раз, два, три.
На меня накатывает тоска. Я смотрю на маму, та смотрит на меня, а в глазах столько грусти и жалости. Я начинаю плакать. Стас, умер…
– Стас умер? – спрашиваю я сквозь рыдание.
– Варя, Варя, – гладит она меня по голове. – Ну, милая, поплачь.
– Я вас оставлю, – слышу сквозь собственные всхлипы слова врача.
Дверь закрывается. Мама отстраняется от меня, берет лицо в ладошки.
– Варя, девочка, тем, что ты делаешь, ты его не вернешь, и прошу тебя, не пугай меня так больше.
Отпускает лицо и прижимает меня к себе. Так сильно, что мне трудно дышать.
А что я делаю? Я только помню, что спала постоянно, но не желаю об этом говорить. Внутри пропасть, и я прямо физически ощущаю, как со дна поднимается океан горя, но не хочу опять спать.
– Варя, посмотри на меня, – говорит мама, и я чувствую, что хочу опять уйти в себя, кинуться с головой в этот океан.
– Варя! – зовет мама. – Девочка моя, так нельзя. Стасу это бы не понравилось, – она давит на самое больное. – Ты посмотри, что ты делаешь с собой! – она хватает мою руку, сует мне под нос.
Я смотрю, смотрю. Вся рука искусана, да так, что синяки аж черные, и зубы будто въелись в плоть. Я поднимаю на нее глаза. Она мне показывает вторую руку. То же самое.
– Варя, не надо так больше. Прошу. Они в тебя уже столько лекарства влили. Девочка моя, давай поедем домой. Мы вместе справимся.
Я пытаюсь осознать, что же происходило. Мама гладит по волосам.
– А когда… – я не договариваю, комок застревает в горле, – какое сегодня число?
– Тридцатое. Ты уже здесь три дня, в больнице, – она грустно посмотрела на меня. – Нужно держаться.
В палату зашли Илья и Никита Петрович. Я вспоминаю про свои руки и прячу их за спину. В глаза не смотрю никому.
– Я думаю так, – начал врач. – Вероника Сергеевна, попробуем Варю выписать домой, а вам придется последить за ее состоянием, – он сделал выразительную паузу, – и за поведением.
Смотрю на маму боковым зрением. Хоть и сказала, что мы поедем домой, но сможет ли взять на себя такую ответственность? Потому что я вдруг поняла, что не помню этих трех дней. И что делала, я тоже не помню.
– Никита, кхе, Петрович, – Илья ухмылялся. – Да ты не переживай, если что, мы знаем где тебя найти. И Варя у нас будет под чутким контролем.